II

– Он уже прибыл? – спросил Алессандр встретившегося ему в холодном каменном коридоре человека в робе. Та подняла голову – то была немолодая, с сухими, даже истонченными чертами лица женщина, круглые, казавшиеся не выпуклыми, а напротив, вогнутыми вовнутрь серые глаза ее сузились при взгляде в лицо Алессандра. – Да, еще утром он требовал встречи с тобой… – ответствовал ему сипловатый, прокуренный голос.
– Где он сейчас?

– В Бальзаминовом Зале…

Ускорив шаг, Алессандр двинулся налево, к Залу. Десятки, сотни различных переживаний в одно мгновение впились в его мозг, сжали сердце; он зашатался и чуть было не поскользнулся на мозаичном, отсвечивавшем темными огнями в кровавых отблесках масляных светильников полу. Лишь холодная уверенность в своей цели и силах помогла ему удержаться; холодной рукой он провел по лицу, постоял немного перед длинными, окованными потускневшей медью дверями Зала… и уверенно вошел внутрь.
Один мир был миром особняка давно упокоившегося в море Микаэля де Бранда – другой мир, совершенно отличный от предыдущего – существовал в Бальзаминовом Зале. Последняя, получившая свое довершение причуда купца представляла собой стеклянный купол-оранжерею с восьмиугольным отверстием наверху. Днем, еще при жизни хозяина этого маленького дворца сие помещение переливалось бриллиантовым блеском, какому позавидовали бы любые герцоги и графы страны. И среди этого блеска кровавой россыпью высились в заранее спланированном садовниками иерархическом строе ряды цветов – только бальзамины, и только красные, красные, красные… Пожалуй, стоит сказать, что среди общего числа причуд того купца была аллергическая непереносимость пыльцы многих растений, и лишь любимые его сердцу бальзамины не мучили его легкие кашлем, не заставляли слезиться бледные навыкате глаза. Возможно, чудесная оранжерея так и канула бы в никуда, если бы Братство, заселившись в опустевшем доме, не возродило сад. Эстетическое услаждение не чуждо любому сохранившему человечность и тонкость мышления разуму, а приверженцы Братства, что могло показаться странным, принадлежали к такому сорту человеческих существ.
Слабый запах бальзаминов, которые казались сейчас, в стеклянной полукруглой тьме сплошной черной стаей застывших мотыльков подхватил Алессандра, и тот остановился на середине Зала. Лиловые глаза напряженно осматривались, не находя того, чего искали, однако уши слышали шорох и позвякивание, как будто бы кто-то осторожно ступал по полу сапогами со шпорами. Алессандр повернулся на шорох, и увидел, как от мертвенно-черного облака цветов отделился высокий силуэт в белом камзоле и плаще, с поблескивающим символом Братства на поясе. Алессандр сдержанно поклонился и откинул капюшон, обнажив массивную, с редкими волнисто-белоснежными прядями волос голову на тонкой шее. – Эцио Аудиторе? – обратился он к неизвестному, ожидавшему его с утра. Тот кивнул, сверкнув темными глазами. – Наконец-то! –нетерпеливо произнес он с едва уловимым акцентом на ударениях в словах. Наклонив голову, Эцио несколько секунд разглядывал ассасина-альбиноса, живо усмехнулся. – Алессандр! Я вас помню с детства, и вы не изменились. И как только вы узнали меня? Уж я-то, верно, стал совершенным el monster с тех пор…. А вы – все тот же призрак хрестоматийной хиромантии!
Алессандр выслушал это обращение с достоинством, прошел к другому концу зала. – Знаете, Эцио, вы правы. Я действительно не узнаю вас. Прошло двадцать лет…вам около сорока, верно?
Тот усмехнулся еще раз, но в этот раз смех был невеселым, жестким. – Около того…. Но помилуйте, какое отношение это имеет к разговору?.. Вам известно, зачем я прибыл сюда?
Алессандр отмахнулся, по лицу его пробежала судорога. – Я не глуп. Не судите по внешности, ибо я могу сказать вам много такого, что может привести вас в ярость. Но это необходимо, раз уж вы тут. Выслушайте меня, маркиз.
И альбинос снова надел капюшон.

– Тринадцать лет назад вы нашли и отняли из рук Церкви предмет, казалось бы, лишенный какой-либо ценности, некий твердый шар с прожилками из фофсоресцирующей субстанции. По обличию он походил на алхимические кристаллы магов, однако спустя некоторое время, в пещере вы встретили посланницу, частично пролившую своими словами свет на тайну этого предмета. Дальше…дальше вы не помните, Эцио. Верно?
Эцио рассматривал трещины на стеклянной стене зала, заложив руки за спину. – Да, да, провалы есть. Продолжайте.
Алессандр помолчал, но вскоре опять начал говорить, речь его была негромкой и быстрой.
– Вы успели узнать, что жизнь на Земле была основано вполне несовершенной, склонной к гордости и эмоциональным перепадам расой бессмертных существ, которых нельзя было назвать Богами, зато вполне можно наречь Божествами. Ваш соотечественник Данте, живший несколько столетий назад, назвал бы этих созданий Интеллектами. А теперь слушайте же внимательно, Эцио.
Наши божества – Нар-Ша – Небесные Созидатели, не знали сами, кто был их Создателем, однако в их распоряжение была вложена удивительная сила, которой хватило бы на многие великие творения. Но они страдали ленью и склонностью к скуке, а в сочетании с излишней манией величия это выносить ужасно, бесконечная жизнь душила их. И То, что породило Нар-Ша, разочаровалось в своих созданиях, отвернувшись от них. Силы покинутых Интеллектов стали иссякать, они остались одиноки.
И тогда они решили удовлетворить большие начинания в малом – стать полноправными Богами над какой-нибудь маленькой цивилизацией, полностью порожденной ими, да, да, именно Богами, настроить такой процесс, в котором их силы не иссякнут никогда!.. (глаза альбиноса вспыхнули при этих словах каким-то дьявольским огнем…и тут же погасли, наполнившись странной меланхолией). – Чтобы наши маленькие страдания, искания, порывы мысли и эмоций стали питать тех ленивых паразитов, Нар-Ша. Знаю, Эцио, это звучит чудовищно, но наши Божества только для своего спасения и создали Человека. Звучит как злая, издевательская шутка, ведь правда?
Однако…не все Нар-Ша подчинились этому выбору. Несколько существ их расы настолько привязались к своему творению, что смогли перебороть лень и гордыню. Они стали свободны – и за это сброшены с незримого обиталища другими. Библейские пророки, библейский Иисус – Нар-Ша, Минерва, женщина из той пещеры – также одна из них. Они стали людьми, пали на Землю, так как отказались от стремлений своих собратьев. В десятках различных сказаниях – будь то греческие мифы про Олимп, библейский миф об Адаме и Еве – присутствовали перепевы истории Нар-Ша, и истоком их всех стояли именно знания тех Падших С Неба.
И как вы думаете, Эцио, как отомстили за их предательство другие Нар-Ша? Они извратили многие из проповедований Нар-Ша, нарочито спустив своих посланников в формировавшееся человеческое общество. К примеру, инквизиция… (альбинос сошел на шепот). Инквизиция – вы знаете, это чудовище, попросту сжигающее, терзающее народ за тупое повиновение в поставленные себе на угоду истины. Вам доводилось истреблять инквизиторов, и вы видели, насколько честно они следуют догмам церкви. Ха! Вы понимаете меня, я вижу…
Внезапно он остановился, и софистический пыл, охвативший его, слетел, руки его свела судорога, и он закачался. Эцио подхватил альбиноса, в недоумении заглядывая ему в лицо. То было молодое для сорока пяти лет, но безнадежно больное лицо с изможденными чертами, с увеличенными глазами. – Отпустите… дайте мне договорить! – отчетливо сказал Алессандр. – Надеюсь, вас не слишком утомляют мои тирады?...нет?...хорошо.
Но человек сам горд, и среди масс еще встречаются настоящие люди, готовые сохранять себя людьми. И чем больше становится таких вот свободных людей – тем слабее становится власть Нар-Ша. Я открою вам тайну, которую не успела сказать Минерва. Райское Яблоко, Частица Эдема, Ключ Рая – тот самый магический шар – и есть сам Рай, в котором заключена сущность наших Божеств. Они находятся там, внутри, и управляют нашим сознанием оттуда, ибо внутри этого предмета – Бесконечность, их мир. Рассуждайте логически, Эцио. Если уничтожить Яблоко, что произойдет?
Эцио молчал. – Божества вырвутся наружу?..
Алессандр глухо рассмеялся. – Зачем? Они и так пока властны над нами. Произойдет нечто отвратительное, маркиз. Отвратительное потому, что неизвестно ни нам – ни Им. Никто не знает, какие обоюдные мучения придется испытывать населяющим эти миры, если они смешаются. Быть может, один мир поглотит другой, и все канет в пустоту. Быть может, начнется нескончаемый хаос, в котором невозможно будет понять, кто ты и что происходит. А может… нет, Эцио, я не знаю. Да если бы и знал, не стал бы говорить. Ибо даже те варианты, которые я привел только что, уже способны заразить самую чистую и могущественную человеческую душу паранойей. Ах, эта паранойя! О, эта паранойя!.. Эцио! – почти крикнул Алессандр, схватив его руки, глаза альбиноса безумно, отчаянно расширились. – Ты не слушаешь меня, ты смеешься надо мной! Разве я идиот? Посмотри на меня! Сегодня я убил инквизитора Клотре, он сам просил меня об этом, только сегодня я забрал у него то, чем он купил свою смерть! И только сейчас я понял, что я купил! Только сейчас понял, от чего он устал. Что уничтожило его рассудок. Это не деньги, нет! Это не свобода, нет! Это понимание, понимание той ситуации, в которой мы находимся! Эцио, друг… – неожиданно спокойно сказал альбинос. – Я перекладываю эту истину на тебя. Теперь ты знаешь. Теперь в твоей власти решать, что делать с Вместилищем Нар-Ша…
Эцио освободился от цепких рук Алессандра, отпрянул. – Хватит театральничать! У меня есть задачи, дружок. Я надеялся, что ты поддержишь меня в борьбе с Борджиа, а ты…. Твой клан может объединиться с моим, и тогда бы тираны пали. Но о чем ты говоришь? Ты сходишь с ума, Алессандр. И мне больно это видеть! – зло, сухо промолвил итальянец и зажег сигару.
Алессандр поднял глаза к восьмиугольной дыре в крыше оранжереи. – А я и не отказываюсь помочь. Разве я отказываюсь? Конечно, мои люди хоть завтра поплывут с тобой на борьбу с королевским домом. Дело-то в другом. С ними не будет меня.
И, отвернувшись, альбинос опять начал смеяться, тихонько, гулко, все более разгораясь. Внезапно что-то тихо щелкнуло, и смех резко оборвался. Эцио подошел к недвижно стоящему Алессандру, стряхнув пепел с сигары. – Почему с ними не будет тебя? – выговаривая каждый слог, спросил он. Алессандр повернулся к нему, и высокий итальянец снова отпрянул. Альбинос держал левую руку на горле. В правой руке у него было пестрое гусиное перо. По белому батисту плаща обильно струилась черная кровь. Словно тряпичная кукла, оторвавшаяся от несущих веревочек, словно подрубленная ель, словно тающий по весне снеговик начал он падать назад… С хриплым криком Эцио бросился к альбиносу, сдавил его горячее, липкое от прыскавшей наружу крови горло своими руками. Лицо Алессандра было чистым и светлым, лунный луч, внезапно просочившийся сквозь отверстие в крыше купола, высветлил нестерпимо-бледной полоской глаза и переносицу на этом лице. – Зачем?! Зачем?! – пробормотал Эцио, холодея от злости и жалости. Угасающим взором побледневших глаз (кровь, придававшая им лиловый оттенок, покинула райки), Алессандр повел вправо, к дверям зала. – Кончено!...Оставь…меня… – тихо-тихо сказал он, чуть оскалившись, и глаза его закатились, безучастно высветлились в проемах век белые стекла белков.
За дверями Бальзаминового Зала послышались чьи-то скорые шаги. С наработанной многолетним опытом звериной быстротой Эцио вскочил, вытирая влажные руки о манжеты камзола.
Дверь распахнула чья-то рука.

Добавлено (09.05.2011, 19:03)
---------------------------------------------
P.S: сейчас я занимаюсь рисунками к своим психофантазиям. Может, что нибудь получится.